Тихоокеанская звезда Аркадия Гайдара


Краевед Александр Чернявский листает книгу приказов «ТОЗа»

С его тягой к «Синим горам» и «Дальним странам» он не мог миновать Дальний Восток — и не миновал. Правда, не написал ничего по-настоящему дальневосточного — а собирался; не смог, не успел?

Аркадий Петрович Гайдар провел в Хабаровске около семи месяцев — с конца января по начало сентября 1932 года. Тогда он вел полубродяжью жизнь — Урал, Архангельск, Крым… Нужда, непростые отношения с литературой. Старая — с Гражданской — контузия, сломав военную карьеру, напоминала о себе страшными головными болями, выливалась в алкогольные срывы. В довершение всего жена — Лия Соломянская — ушла с маленьким Тимуром к другому. Тогда Гайдар и рванул в Хабаровск. Поехал бы хоть куда — лишь бы подальше от Москвы. В Хабаровск его позвал только что назначенный ответственным редактором «Тихоокеанской звезды» Иосиф Шацкий — коллега по архангельской «Правде Севера».

«Только когда приедешь сюда, когда почувствуешь, что Иркутск — и тот всего только на полдороге к Владивостоку, тогда понимаешь, как далеко заехал…» — писал Гайдар 27 мая сестре Наталье.

— Здесь не хватало кадров. Газету надо было укрепить, и Шацкий пригласил своих знакомых — Кулыгина, Титова, Дьякова, Гайдара… Гайдару было трудно, надо было на что-то жить, — рассказывает хабаровский журналист и краевед Александр Чернявский. Его интерес к хабаровской жизни Гайдара начался со знакомства с литератором Андреем Ивенским (Головым), общавшимся с Гайдаром тогда, в 1932-м. — Я глупый был, на пленку ничего не записал, а в памяти осталось мало… Помню, Ивенский рассказывал: они с Гайдаром часто выходили на берег Амура — там, где сейчас памятник Задорнову, чуть повыше — набирали водки, селедки. Клуб такой был у них… 


Таким Гайдар приехал в Хабаровск

Итак, 1932 год, Хабаровск, Гайдар взят «разъездным корреспондентом» в «ТОЗ» — «Тихоокеанскую звезду». Ему 28, но это сегодняшние 28-летние — часто дети. Тогда зрели раньше («Обыкновенная биография в необыкновенное время» — гайдаровская формулировка). Здоровенный парень был ветераном Гражданской с опытом командования полком и известным автором — уже вышла знаменитая «Школа». 

Посевная, сектор снабжения и кролиководство: «Впрочем, всего не перескажешь…»

Обрывочный дневник Гайдара 1932 года начат 20 января. Он садится в поезд «Москва — Владивосток»: «Сквозь холодное толстое стекло я вижу, как самый хороший мой товарищ, мой маленький командир — Тимур Гайдар улыбается и поднимает руку, отдавая прощальный салют». Борис Завьялов (в феврале 1932 года он стал замредактора «ТОЗа», его мемуары много лет спустя опубликовал Чернявский) вспоминал: «Гайдар не говорил нам об этом, но мы помнили, как тяжело переживал он распад семьи… Один на один с собою большое неизбывное горе захлестывало его. Всегда спокойный и улыбчивый среди товарищей, носил он большую боль в душе». 

В редакции «ТОЗа» хранится потрепанная рукописная книга приказов за 1930–1934 годы. Приказ № 8 подписан Шацким 31 января: «Тов. Гайдар А. П. с 30 января с. г. назначается постоянным разъездным корреспондентом с окладом жалованья в 300 руб. в месяц. За эту ставку… т. Гайдар обязан дать четыре полноценных очерка в месяц. За весь материал, даваемый сверх этой нормы, тов. Гайдар получает гонорар в общем порядке».


Приказ о назначении Гайдара разъездным корреспондентом

Следующие приказы позволяют пунктирно восстановить жизнь Гайдара-газетчика на Дальнем Востоке. Вот его посылают на лесозаготовки в Иманский район (нынешний Дальнереченский Приморского края). Снова в Приморье — в Ханкайский район «для корреспондирования о подготовке района к весенней посевной кампании». Еще раз в Приморье — теперь к шахтерам Артема и Сучана… Тогда «Тихоокеанская звезда» была органом Дальневосточного крайкома ВКП(б), а в пределы Дальневосточного края входила невероятная территория от Приморья на юге до Чукотки на северо-востоке. Поэтому, живя в Хабаровске, Гайдар не раз бывал в Приморье, но можно только гадать о том, что он здесь делал и видел. В его дневниках — лишь осколки: «Не забыть: озеро Ханка, покрытое зеркальным льдом, и автомобиль, скользящий по льду…»; «Миллионка — … Трепанги — матросская шутка. Судно «Совет» — Кангауз. Ночные переходы. Японское море. Буря. Перевал Сихотэ-Алинь. Татарский пролив. Впрочем, всего не перескажешь…» Вот и гадай, чем запомнилась ему владивостокская Миллионка (а она еще была настоящей Миллионкой — знаменитый вертеп разгонят лишь через несколько лет) и что там за «матросская шутка». 24 августа Гайдар признается сам себе: «Жаль, что я почти ничего не записывал из моих путешествий по Дальнему Востоку… Чего стоит, например, то, как я заблудился в тайге… Не забыть мне никогда и переход через Сихотэ-Алинь…» Все это недозаписанные — и потому навсегда растворившиеся, как сны, впечатления.

Управление по делам архивов правительства Хабаровского края. Перебираю подсохшие, пожелтелые полосы большого формата — подшивки «ТОЗа» за 1932 год. Неровный шрифт, апостроф вместо «ъ», наивные заголовки, за которыми, однако, чувствуется настоящая, наполненная, тяжелая (не только в смысле — трудная, но и в смысле — весомая, ценная) жизнь, какой не видно за нынешними блестящими, но легковесными заголовками. Иногда попадаются тексты, подписанные «Арк. Гайдар».

Гайдар-газетчик и Гайдар-писатель использовали разные языки. Первый пишет живо, но все равно это фельетонно-канцелярский стиль, а не граненые музыкальные фразы гайдаровской прозы. И все же везде он подписывается Гайдаром, а не Голиковым или как-то еще. 

Февраль — выходят «Бездомная» и «Хотели прислать милиционера». Апрель — «Столбы и схема», «300 робинзонов» (о том, как приморские рыбаки сидели на острове без еды из-за «бюрократического тайфуна»). Май — «Мышьяковая руда и медные лбы» (о приморских геологоразведке и бюрократии), «Мало голосовать за кролика, надо разводить кроликов»… Приказ от 11 июня: «Временно возложить на тов. Гайдара Арк. обязанности по освещению вопросов животноводства, кролиководства, свиноводства и т. д. с оплатой 240 рублей, с выплатой гонораров полностью».


Дом на улице Ким Ю Чена, где некоторое время жил Гайдар

Июнь — выходят «Метатели копий» (снова бюрократы), «Бензин, керосин, лигроин» о Нефтестрое — строительстве в Хабаровске НПЗ, ныне принадлежащего «Альянсу», «Сережа, выдай…», «Нет ли Гребенюка в вашей столовой»… Гайдар предпочитал (или ему поручали) проблемные тексты — не «воспеть», а «вскрыть недостатки». Писал обо всем подряд — посевная, лесозаготовки, иваси… Но «гнать строку» — это не про Гайдара в Хабаровске. В той же Перми он писал в газету куда активнее. А в «ТОЗе» опубликовал всего 19 материалов. Четырехочерковую норму выполнил только в июне и в июле.

Неожиданный приказ: «Тов. Гайдар А. П. с 1 июля назначается заведывающим (так в тексте. — В. А.) сектором снабжения, зарплата 300 руб. в месяц». Чернявский считает: Гайдар проштрафился и был переведен на нежурналистскую работу. Но — продолжал писать.

Листать подшивки «ТОЗа» интересно не столько ради гайдаровских текстов (они давно опубликованы), сколько ради контекста. В глаза бросаются две постоянные темы: происки японской военщины и битва за большую рыбу. «В Посьете появилась иваси», «Рекордной нагрузки на невод добились ударники промысла Де-Кастри», «Завод на 

о. Попова начал выработку ивасевых консервов», «Антияпонский бойкот», «Забастовка в Токио»… «Партийная организация промысла Тафуин (нынешний Южно-Морской в Приморье. — В. А.) не возглавляет борьбу за рыбу. Директор и парторг в разгар путины позорно дезертировали с промыслов». «Кирпичным заводом № 1 руководит пьяный треугольник». «АртемГРЭС пустить в срок!» Рисунки Дмитрия Нагишкина (того самого, который — «Сердце Бонивура»). Частные объявления: «Приблудилась лошадь серой масти, монгольской породы…», «Ушла с пастбища корова черной масти…» Хабаровск 1932 года и сегодняшний — города разные.

Здание старой редакции «ТОЗа» на Калинина, 86 — небольшой каменный особнячок. На нем мемориальная доска и барельеф Гайдара — маленький, скромный, в углу. И сама доска врезана как-то нелепо, словно стесняется. Рядом, во всю стену, реклама каких-то особенных стейков: «Любишь мясо — заходи!»

Хабаровская психбольница и «Военная тайна»: «Все это надо вскрыть»

  К августу у Гайдара созревают два решения — написать новую повесть и вернуться в Москву. Тут же, в первые дни августа, происходит очередной срыв, и Гайдар попадает в психбольницу. Здесь он провел около месяца — до сентября. Зато смог поработать над повестью.

Спокойным этот месяц, правда, не назовешь. Гайдар поругался с завбольницей из-за размера обеденных порций и попал в «буйное». Вышел оттуда, позвонил коллегам, попросил принести две тетради — почти исписанную и чистую. Именно в «доме скорби» Гайдар начал «Военную тайну». Тут следует сделать отступление, чтобы прояснить вроде бы неочевидную, а на самом деле бесспорную связь между Хабаровском 1932 года и Мальчишем-Кибальчишем.

Сбежав из Москвы, Гайдар попал в почти прифронтовой город. Он снова — на передовой, куда стремился с детства и до последнего дня. Вторая мировая могла начаться именно здесь — на восточных границах СССР. Можно сколько угодно иронизировать над пафосом советских передовиц, но «милитаристская Япония» тогда подминала под себя Восток не менее активно (и не менее успешно), чем гитлеровская Германия — Запад. «На полях Маньчжурии в течение уже трех месяцев гремят орудия. Война в Маньчжурии — это зарница надвигающейся новой мировой империалистической бойни…» — писала «ТОЗ» 1 января 1932 года. В этом же году на северо-востоке Китая появилось прояпонское государство Маньчжоу-го. Во Владивостоке спешно воссоздавали крепость и военно-морской флот. Хасан грянет в 1938-м, Халхин-Гол — в 1939-м, но порохом на границе пахло уже сейчас, и Гайдар этот запах чувствовал острее многих. 10 мая он пишет пермскому другу Степану Милицыну: «Жизнь здесь у нас странная. Ветер с Тихого океана дует очень горячий». 20 мая: «За последние дни в Хабаровске спокойнее. Немного улеглись толки о возможности войны. А все-таки тревожно. Все чего-то ждут». В этот же день: «Надо начать книгу «Такой человек». Это и есть будущая «Военная тайна» — первый вариант названия повести, навеянной предчувствием войны с Японией.


Здесь писалась «Военная тайна»

Запись от 1 августа: «Сегодня даю телеграмму в Москву о том, что кончил писать книгу и через месяц приезжаю. И только сегодня начинаю писать эту книгу. Она вся у меня в голове, и через месяц я ее окончу, тем более что отступать теперь уже поздно. Это будет повесть. А назову я ее «Мальчиш-Кибальчиш» (это уже второй вариант названия).

Как мы знаем, потом случилась психушка, но как раз здесь у Гайдара имеются для работы и время, и настрой. Запись от 10 августа: «Дела мои двигаются. Упорно работаю. Между прочим, лежу в психбольнице. Но это наплевать, все равно работаю. Настроение у меня очень хорошее, и на все можно мне наплевать, потому что голова моя занята только книгой». 20 августа: «За свою жизнь я был в лечебницах раз, вероятно, 8 или 10 — и все-таки это единственный раз, когда — эту Хабаровскую, сквернейшую из больниц, я вспомню без озлобления, потому что здесь будет так неожиданно написана повесть о «Мальчише-Кибальчише».

В больнице Гайдара не устраивало все: питание, порядки, нечистый на руку персонал (даже завбольницей Зонь за бесценок скупал вещи у душевнобольных). «Очень хочется часто крикнуть: «Идите к чертовой матери!» Но сдержишься. А то переведут еще вниз в третье, а там много не напишешь. Там у меня за одну ночь украли папиросы и разорвали на раскурку спрятанную под матрац тетрадку. Хорошо еще, что тетрадка была чистая…» — запись от 20 августа, своего рода междустрочье «Военной тайны». Здесь же: «Сегодня ходил в отпуск в город. А то в этой больнице можно подохнуть с голоду. Дают только хлеб да вареную ячменную крупу». Но — работает, работает: «Сегодня я неожиданно, но совершенно ясно понял, что повесть моя должна называться не «Мальчиш-Кибальчиш», а «Военная тайна». Мальчиш — остается Мальчишем, но упор надо делать не на него, а на «Военную тайну» — которая вовсе не тайна» (23 августа). Все: замысел дозрел, выкристаллизовался, осталось только перенести его на бумагу. Процесс этот будет небыстрым. Гайдар был беспощаден к себе — перечеркивал, бросал, брался вновь…

24 августа он записал: «В… лечебнице до черта всякой сволочи… Стена высокая — никто не заглянет. Главврач… завхоз… и др. — это банда паразитов… Выйду из больницы — шарахну по ним хорошенькую статью поядовитей». И шарахнул: статья «За высокой стеной» вышла 2 сентября, через два дня после выписки. В ней Гайдар пишет: заведение на Серышева — «изолятор, инвалидный дом, школа самоснабжения, база для краденых вещей, тихий приют для бывших людей, но только не лечебница… Здесь людей не лечат. На больных здесь смотрят только как на нечто шумное и безликое, около чего можно спокойно получать паек, зарплату, квартиру… Все это надо вскрыть. И вскрыть сейчас же… Надо сверху донизу просмотреть эту больницу» (вот, кстати, повод порассуждать о свободе печати — тогда и теперь).

На рубеже лета и осени Гайдар выписался и сразу уехал в Москву. И приезд его в Хабаровск, и отъезд одинаково походили на бегство. «Весь Хабаровск — мне представляется только как какой-то перевалочный пункт. Все люди — приезжие и отъезжие», — записал Гайдар 

16 июня. И сам он был здесь таким. «А все-таки в Москву я приеду не тем, каким уехал. Крепче, тверже и спокойнее», — пишет он 24 августа. 30 августа, накануне отъезда: «Это был тяжелый и странный год. Но в общем ничего особенного не случилось, жизнь идет своим чередом… Москвы я больше не боюсь». Впереди было еще девять лет жизни и работы — до гибели партизана Гайдара от немецкой пули на оккупированной Украине.

11 сентября выходит «Тарелка слив» — последняя гайдаровская публикация в «ТОЗе». Здесь Гайдар защищает садоводов-любителей: «На каждом углу Хабаровска проворные торговцы бойко продают стаканами кислую ранетку и мелкую желтую сливу… Неприхотливый хабаровский народ платит и вкушает… А между тем это уже доказано, что без вмешательства богородицы и угодников первосортные сливы, сочные груши и сладкие яблоки могли бы с успехом пышно произрастать и приносить плоды хотя бы в том же Хабаровске. Есть в Хабаровске такое тихое племя — садоводов-любителей…» 

Характерно, что по-настоящему искренний интерес журналиста Гайдара чувствуется именно в этих последних публикациях: «За высокой стеной» и «Тарелка слив». Материал для обеих дала психбольница (фельдшер Мухин и оказался одним из «тихого племени» садоводов). Своя рубашка ближе к телу, особенно если она — смирительная.

Психбольница так и располагается на Серышева, 33 (в двух шагах от нее — улица Гайдара). Стена вокруг по-прежнему высока, хотя забор явно послегайдаровский. Мы входим в больничный дворик с телебригадой, но снять здание нам не разрешают даже снаружи. Остается смотреть и гадать, за каким из этих окон провел август 1932 года Гайдар. Невысокое краснокирпичное здание, потерявшееся среди новостроек, — безусловная литературная достопримечательность, тем более в масштабах дальневосточной слабозаселенной окраины. Но если при харьковской «Сабуровой даче», где «гостили» Гаршин, Врубель, Хлебников и Лимонов, создали музей, то у нас — ни доски, ничего. «Никаких документов о пребывании Гайдара в больнице я не нашел. И лечебное дело, и партийные архивы были в войну эвакуированы в Томск. Потом, уже сравнительно недавно, исторический архив Дальнего Востока вернулся во Владивосток. Часть разобрана, часть, по моим данным, не разобрана до сих пор…» — говорит по этому поводу Александр Чернявский. 

Кстати, и хабаровских снимков Гайдара почти нет. Вернее, есть один (см. на соседней странице), его везде тиражируют. «Видимо, оригинал этого снимка исчез. Кто автор — неизвестно», — пожимает плечами Чернявский.

Дальневосточные мотивы Гайдара: «…Но книгу написать совсем о другом»

Книги о Дальнем Востоке Гайдар не написал, хотя дальневосточные мотивы в его прозе присутствуют. Взять хоть «Тимура и его команду» (1940), где заглавный герой объясняет: «Это дача лейтенанта Павлова, которого недавно убили на границе…» — явно на Хасане или на Халхин-Голе. И дальше: «В честь годовщины победы красных под Хасаном комсомольцы поселка устроили в парке большой карнавал — концерт и гулянье». 

Еще 20 мая 1932 года Гайдар записал: «Надо собраться и написать для «Молодой гвардии» книгу. Крым, Владивосток. Тимур, Лиля — все это связать в один узел, все это перечувствовать еще раз, но книгу написать совсем о другом». 

Не написал. Или — написал? Может быть, это и есть «Военная тайна»? В ней — и Крым, и Алька-Тимур, и тень предвоенного Дальнего Востока. 

Из финала повести: «У газетных киосков стояли нетерпеливые очереди. Люди поспешно разворачивали газетные листы и жадно читали последние известия о событиях на Дальнем Востоке. События были тревожные». И вот Сергей Ганин в форме командира инженерных войск уезжает — как раз на Дальний Восток, хотя до Хасана — еще несколько лет.

Думаю, не сильно погрешу против истины, если скажу, что «Военную тайну», начатую в Хабаровске в 1932-м, оконченную в 1934-м и изданную в 1935-м, смело можно считать дальневосточной книгой Гайдара.


Авченко Василий
 
По теме
Оператор системы 112 Елена Голикова принимает сообщения для пожарных, полиции и «скорой» - Газета Вести Лишь четверть звонков, поступающих в течение одного месяца по номеру вызова экстренных служб «112», касаются непосредственно работы полиции, пожарной охраны или скорой помощи.
Газета Вести
ДТП на улице Партизанской - Газета Вести 02 На прошлой неделе в округе зарегистрировано одно дорожно-транспортное происшествие.
Газета Вести
Родителям дошкольников напомнили о безопасности - МЧС по Приморскому краю В г. Артём прошло общегородское онлайн совещание для родителей дошкольников В ходе мероприятия с вопросом профилактики пожарной безопасности выступил заместитель начальника службы пожаротушения 19-го пожарно-спасатель
МЧС по Приморскому краю
390fb5bec690a1c8dd359ca440f408c79294136c.jpeg - Primorye24.Ru Девочка пострадала в ДТП, в котором погибла женщина и две несовершеннолетние За жизнь единственной выжившей в страшном ДТП девочки до сих пор борются приморские медики, сообщает РИА VladNews со ссылкой на Минздрав Приморья.
Primorye24.Ru
«Открылся бал. Кружась, летели четы младые за четой, одежды роскошью блестели, а лица – свежей красотой» - Газета Вести Шуршат пышные платья, барышни с волнением поправляют цветы и ленточки в прическах, ажурные и атласные перчатки, решительно или робко берут под руку элегантных кавалеров.
Газета Вести