​Макс Немцов: Дзэн переводчика и искусство ухода за текстом

О литературе смыслов, вдумчивых читателях, остранняющем переводе, рынке иностранной литературы и внутренней цензуре

Черный кожаный плащ и черная шляпа, голос «Симпсонов» на РВК и первый перевод «Женщин» Чарльза Буковски. Всё это — Макс Немцов, один из самых известных переводчиков России, в 2001 году уехавший из Владивостока. Недавно Макс вместе с редактором и переводчиком Шаши Мартыновой вновь побывали в приморской столице, что и стало поводом для разговора с корреспондентом «Новой во Владивостоке».

Об издательской феерии «Скрытое золото XX века»

Главное, что мы продолжаем с редактором и переводчиком Шаши Мартыновой уже второй год, — это краудфандинговый проект «Скрытое золото XX века». Он некоммерческий и делается по любви, потому что мы увлечены экспериментальной литературой и постмодерном. Книги проекта выходят в издательстве «Додо Пресс», совместно с «Фантом Пресс».

Если сильно упрощать, то это переводная литература ХХ века, которая в Советском Союзе не могла появиться ни при каких обстоятельствах. По массе причин. В основном идеологических. Но эти книги — литературная ткань, на фоне которой рождаются шедевры, или сами шедевры, нераспознанные в русскоязычном пространстве. В таком пласте лежит море жемчуга, который застрял во времени и в глубоких бэк-листах издательских портфелей. В СССР подобные книги не могли выйти, а позже стали «пыльной вчерашкой». Завалились за плинтус. И появиться им в русском переводе помогают только подвижники, потому что большие издательства в этом не заинтересованы. Причем это не какие-то коллекционные издания, много где в мире они входят в программы университетов. Но не нужно быть филологом и литературоведом, чтобы получать удовольствие от наших книг.

В первом сезоне «Скрытого золота» вышло шесть книг американо-англо-ирландского репертуара, а второй сезон делаем преимущественно ирландским. Это будут роман Томаса О’Крихиня «Островитянин», который лежит в основе всей ирландской литературы XX века, и прекрасный сборник Джеймза Стивенза «Ирландские чудные сказания». А также в продолжение «Лучшего из Майлза» Флэнна О’Брайена — сборник журналистики, приколов, скетчей и пьес классика американского постмодерна Доналда Бартелми «Учение дона Б.». Все книги появятся уже в октябре 2018 года.

А что касается чего-то другого, то, как ни странно, сейчас, в момент нашего разговора, я не перевожу ничего. Только заканчиваю первый роман американо-английской печатницы Аликс Кристи «Подмастерье Гутенберга» для артовой типографии «Демоны печати». Это псевдоисторический роман о первопечатниках, который показался мне интересным, а также потому, что это опять по любви — к книгоизданию и книгоделанию. Дальше буду смотреть по своей «бальной книжечке», она расписана у меня минимум до конца этого года.

О литературе потока смыслов и литературе потока форм

В 90-е годы Россия дорвалась до шедевров западной европейской литературы, и тогда много чего издавали. Но потом все усохло, страну догнала волна «Пулитцеров», «Букеров» и «Нобелей». Появилась модное, злободневное и коммерческое. Но надо понимать, что есть литература потока смыслов, и это как раз, например, традиционный роман, который и обозначается литературными премиями. Это истории, которые нас учат жизни и показывают мир с разных сторон, приглашают пережить эмуляцию сильных эмоций.

Мы же склонны любить и проповедовать литературу, связанную с потоком форм. Как у Джойса — когда смыслы порождает литературная форма. Такие книги широкий читатель не очень приемлет, потому что они требуют от него намного больше работы. Ведь надо вычленить смысл и потребить этот текст для себя как набор переживаний, выводов и соображений. Оговоримся, впрочем, что это все вынужденное упрощение.

Наш оперативный тезис: чтение — это работа. Смотрение фильмов и слушание музыки — тоже работа. Но для нас, главным образом, чтение, потому что это наша профессиональная деятельность. Относиться к чтению как к развлечению, конечно, можно, но это не очень продуктивно, как нам кажется.

О вдумчивых читателях и советской традиции чтения

В нашей стране, наверное, тысяч пять-десять вдумчивых читателей. Их рост — эволюционное приращение, оно не может быть масштабировано за счет других инструментов. Это процесс, который длится десятками лет. Надо понимать, что в нашей стране традиция чтения складывалась уникальным образом, не так, как в других странах.

В Европе с XVI века была традиция чтения, которая, будем считать, не прерывалась ни цензурой, ни классовыми и идейными пертурбациями вроде железного занавеса. В России она, безусловно, переродилась при Советском Союзе. Возникла совершенно новая идеология, новое отношение к чтению и потреблению текста. Если упрощать, то огромному количеству людей скармливали поток пропагандистских смыслов. И только небольшая часть интеллигенции пыталась наследовать традиции XIX века, что чтение — это внутренняя культура и работа с собой. А потом все опять перевернулось.

Во Владивостоке идеальными читателями (как я их называю) были те, кто за несколько суток занимал очередь в магазин «Подписные издания». Хороших книг было мало — тех, что тогда считались хорошими книгами. И еще был слой читателей под радарами, который читал самиздат.

После перестройки, в 90-х, случился бум: закрома самиздата начали активно выгребать и печатать. И появилась иллюзия, что все люди поголовно — идеальные читатели. Но таких читателей в любые времена примерно один и тот же небольшой процент.

Для себя мы поняли, на какую аудиторию работаем с проектом «Скрытое золото». Нам не нужно охватить Россию многомиллионными тиражами. Было б хорошо, если бы количество вдумчивых эволюционировало и прирастало. Но мы реалисты и понимаем, что из литературы, которой мы занимаемся, вряд ли появится новый «Гарри Поттер». Наивно ожидать, что книжка 60-х годов зацепится на рынке. Хотя, например, это произошло с романом «Стоунер». Но только потому, что его начала пиарить Анна Гавальда. Иначе о нем все бы забыли.

О подвижниках, безумцах и нишевых издательствах

Большие издательства продолжают ориентироваться на премии и списки бестселлеров в Европе, США и Англии. Ситуация нормальная — все под контролем. В том смысле, что новинки появляются в России с задержкой от нескольких лет до месяцев, хотя иногда — и с опережением. Издатели соображают, какую книгу нужно издавать, с коммерческой точки зрения, и стараются это делать. В забытую литературу мало кто идет, это невыгодно.

Мы не одни такие подвижники, в России специалистов по разным направлениям достаточно. Включая небольшие редакции в больших издательствах, которые выступают своеобразными «чашками Петри» по литературным экспериментам. Например, таков проект «Ангедония» Ильи Данишевского, работающий под зонтиком «АСТ».

Мы не мэтры вкуса и на это не претендуем. Но есть люди, которым наши с Шаши вкусы конгруэнтны. И когда находятся две тысячи читателей, считающих наш выбор книг важным и насущным, остроумным и мудрым, — это потрясающее везение. Например, в американском малом издании и самиздате существуют сотни «партизанских» команд, которые предлагают читателю разные нишевые форматы. По типу издательства New Directions, например. И люди выбирают то, что им симпатично и интересно.

В России пока такого тренда нет, но есть десятки отдельных энтузиастов и безумцев. В Петербурге ребята, укушенные американским постмодерном, сделали сначала фанатский журнал Pollen (пыльца), а теперь плавно переходят в формат издательства. Мы с ними готовим роман американского постмодерниста Джозефа Макэлроя «Плюс», и надеюсь, он выйдет уже в конце этого года. Книжка маленькая, но очень густая и плотная.

Еще есть издательство «Кабинетный ученый» в Екатеринбурге, которое выпустило, среди прочего, второй роман англо-русского дальневосточного писателя Уильяма Джерхарди «Полиглоты» в переводе Валерия Вотрина. Первый его роман «Тщета» переводил я, и он вышел во Владивостоке в 2016 году. Это великая книга — и о Владивостоке в том числе, поищите ее в приморском магазине «Луна и грош».

О рынке иностранной переводной литературы в России

Рынок иностранной переводной литературы в России сейчас устроен… никак. Хороших издательств мало, а рынок узкий. Из-за курса рубля заниматься подобными книгами очень дорого, ведь, кроме тиражей, это покупка авторских прав и оплата перевода. Стоимость прав может варьировать от нескольких сотен долларов до сотен тысяч евро. Права на издание предпоследнего романа Харуки Мураками «Бесцветный Цкуру Тадзаки» в Южной Корее купили за 1,5 миллиона долларов. Представьте себе размер населения этой страны и потенциальных тиражей, а потом подумайте о России. Кстати, последний его роман, с рабочим названием «Убить командора», заканчивает сейчас переводить прекрасный дальневосточный японист Андрей Замилов, и есть надежда, что книга выйдет в России в конце этого или начале следующего года.

В 2008 году в России случился дефолт, который заметно подкосил книжный рынок. Тогда финансово погорело немало литературных инициатив. Плюс появился рынок электронных книг, сильно изменивший тенденции и напугавший издателей. Сейчас все постепенно выравнивается, и спустя десять лет наблюдается хрупкая тенденция к стабилизации.

Издатели отмечают, что рынок чуть-чуть подрастает — бумажная книга держит свои позиции, вцепляясь зубами в край стола. Глядишь, и мы вернемся к показателям нулевых и тиражам 7 000 экземпляров, в среднем по больнице. Возможно, этот рост связан с тем, что с падением курса рубля книга стала одним из средств доступной роскоши, которую люди себе могут позволить, в отличие от путешествий или больших покупок.

О цензуре и общественном «молоте ведьм»

Чувствую ли я цензуру в отношении переводной литературы? Если бы что-то такое почувствовал, меня в этой стране бы уже не было. Но пока подобного нет, если только не брать внутрииздательскую цензуру после думских инициатив — в отношении сниженной лексики или возрастной маркировки. Это такой политический ЗОЖ в отношении всего, что связано с любыми проявлениями человеческой свободы, независимо от того, как мы к ним относимся. Наркотики, секс, насилие или желание человека уйти из жизни, методически и с подробностями изложенное.

Но не надо забывать, что у нас есть и общественный «молот ведьм». Который не так давно — в лице какого-то родительского комитета — обрушился на легендарную пацифистскую книгу Джона Бойна «Мальчик в полосатой пижаме». Родительницы заявили, что это пропаганда фашизма. Так что еще вопрос, кто у нас цензор в стране.

Об остранняющем и одомашнивающем переводах

Я один из немногих сторонников остранняющего перевода, в отличие от одомашнивающего, который господствует в России. Одомашнивающий перевод — наше советское наследие, чья цель — обслуживать читателя. И текст в этом случае должен звучать так, «как если бы он был написан на русском языке». Так проще подходить к переводу и скрывать собственные профессиональные недочеты и погрешности.

И до сих пор такой перевод живет, потому что так у нас принято читателями и «критиками». Они считают, что таки да — перевод для читателя. И он должен быть понятным, простым и не оскорбительным. Главное — не оскорбительным. Самоцензура переводчиков тоже сильна до сих пор. Такой пуританизм — следствие советского сознания и его остаточные следы. Но не надо писать «анальное отверстие», если в тексте написано «жопа». Или придумывать какой-нибудь «нефритовый жезл». «Жопа есть, а слова нет» — это тоже прикол из советского времени.

И существует другой подход — перевод остранняющий, к которому я склоняюсь в своей работе. Переводчик читателю ничего не должен, у него долг только один — перед автором и его текстом. Он должен перевести его с максимальной точностью и с сохранениям стилистических особенностей и лексики. Служить наиболее прозрачным стеклом между читателем и иноязычным текстом. Так, на мой взгляд, честнее. И, к счастью, я не одинок.

Остранняющий и одомашнивающий перевод — это относится не только к СССР и России. Так везде. Одомашнивающий подход в англоязычном переводоведении также доминирует, и переводчики ориентируются на гладкопись. У них, к счастью, есть мощный движитель, живой и гениальный американский теоретик и переводчик-практик Лоренс Венути. Вот на него я и ориентируюсь в основном.

О продолжении дела Норы Галь и «говорящих» именах

Я не принадлежу ни к чьей переводческой школе, я выскочка и парвеню. Меня никто ничему не учил. Считаю, что лучшая учеба — это полевая работа. Из всех предтеч ценю Нору Галь за «Слово живое и мертвое», эта книга — один из столпов советского переводоведения, но до сих пор неверно прочитываемая. Те подходы к решению переводческих задач, которые практикую и считаю правильными, не я придумал. Это Нора Галь. Мне хочется верить, что в своей работе я развиваю то, что она наметила. Например, при переводе «говорящих» имен. А меня обвиняют, что я искажаю текст оригинала и придумываю новых персонажей.

Об идеальном переводе, медиумах и гениальности слуха

Нет понятия «идеальный перевод», любой перевод — это версия текста. Как интерпретация дирижером музыкального произведения или режиссером театральной постановки. Есть, допустим, какая-нибудь классическая партитура Бетховена, но он умер, и записей, как именно сам Бетховен отдирижировал бы исполнением, не осталось. Со сцены мы слышим толкование того или иного дирижера и его оркестра.

Важен слух по отношению к тексту. Это похоже на то, что говорят об актерах, когда они «снимают» роль. И это практически сеанс медиума, особенно если автор уже умер. Такой танцующий Шива. Если переводчику удается медиумизировать автора, то может получиться идеально. Может, заметят это и немногие, но ты сам знаешь, что именно сделал.

Таким абсолютным слухом обладает прекрасный переводчик-японист Сергей Логачев. Однажды он перевел замечательный сборник Мураками «Медленной шлюпкой в Китай». И я сижу, редактирую текст, делаю заметки на полях. И вдруг понимаю, что читаю не Мураками, а Ричарда Бротигана, гениального писателя, с которым мне тоже довелось поработать. Та же самая тональность, прозрачность и сюрреализм. Я спрашиваю Логачева, сознательно ли он эмулировал Бротигана. А он в ответ: «А кто это?» Дело в том, что Мураками во время работы над сборником был увлечен Бротиганом, и рассказы — его выхлоп от впечатлений. И то, что Логачев, не зная всего этого, смог воссоздать стилистическую тональность, — это близко к гениальности. Ну и мистика какая-то, куда же без нее.

О словах из Владивостока, жилистых текстах и подвиге переводчика

Чаще всего наши читатели пишут «вон из профессии». В своих переводах я искренен, читателя своего уважаю и не хочу оскорблять его интеллект. Читатель — зрелый и взрослый, он справится. Чаще всего я перевожу жилистые тексты, суровые, требовательные и детальные, с эмоционально и физически жесткими сценами. Важно, чтобы во фразах была энергия, без этого никуда.

Иногда можно узнать мои переводы по некоторым владивостокским словам. Это чуть ли не единственные наши прения с Шаши как переводчика с редактором. Слова «срастить», «добряк» и «очкуры» — родом с моей родины. Они сочные и емкие, но иногда не симметричны тексту. Поэтому, вздохнув, я подбираю более расхожие синонимы. По-хорошему, переводчик должен быть Протеем и меняться под каждую книгу. Но мы ведь всегда остаемся сами собой, и, боюсь, эта дилемма не решаема.

Про переводческое сообщество — не имею понятия, какое оно и есть ли, я практически не тусуюсь и не хожу на разные сборища. Молодые есть. Я вижу, кто и что переводит, но вглядываться, скажу честно, некогда. Радостно за Анастасию Завозову. Есть смелые попытки перевести «Finnegans Wake» Джойса, этот переводческий подвиг совершает человек под псевдонимом Андрей Рене. Неизменно радовали Александр Богдановский и Сергей Ильин — с обоими мне довелось общаться и работать как редактору.

О книгах, которые дороги, — «Тарантул», «Агнец» и «Трилогия Маккабрея»

Книги все, конечно, так или иначе, мне дороги. Особенно — мой первый перевод большой книжки Боба Дилана «Тарантул». К счастью, мы его довели до ума с помощью Шаши на последнем, «нобелевском» издании. В 1986 году я взял «Тарантула» в рейс на теплоход «Приамурье», тогда работал на нем пассажирским администратором. Еще захватил двухтомный словарь Апресяна, тетрадку и множество шариковых ручек. Мы две недели шли без заходов в порты. Я, в свободное от вахт и работ время, переводил роман. Сидел в носовой части, в каюте с треугольным сечением, и переводил-переводил-переводил, невзирая на качку. К моей большой удаче, «Тарантул» выдержал три издания, а Боб Дилан получил Нобелевскую премию. О чем в то время нельзя было и мечтать.

Еще дорог роман Кристофера Мура «Агнец». На мой взгляд, это идеальный и очень смешной роман о юности Иисуса Христа. Доволен и счастлив, что мне повезло сотрудничать и общаться с Крисом Муром, переводить его книжки. Дай бог, не последнюю.
И «Трилогия Маккабрея» Кирила Бонфильоли, просто потому что это любимая книжка. По ней еще снят фильм «Мордекай» с Джонни Деппом. Кирил Бонфильоли — это недооцененный нигде, включая Россию, английский писатель. Я его случайно нашел в Лондоне в районе Вест-Энда. Там с полки букинистического магазина на меня прыгнул довольно толстый корешок, на нем — небритый персонаж, который выглядывает из-за угла с бокалом шампанского. Я не мог пройти мимо, у меня рука сама потянулась, и я немедленно купил книжку. На обратном пути читал и ржал на весь самолет. К счастью, со мной летела менеджер по правам «Эксмо», и она оценила степень моей увлеченности.

БОНУС

Три книги в переводе Макса Немцова, которые говорят о нем самом, — от редактора Шаши Мартыновой:

«Почтамт» Чарльза Буковски. Книга-манифест «гусара-одиночки с мотором» и фактически книга о самом Максе. История о человеке, который абсолютно отстегнут от общественного мнения и организует свою жизнь только так, как ему заблагорассудится. Без оглядки на чужие мнения и установки социума. Это важно.

«Дзэн и искусство ухода за мотоциклом» Роберта Пёрсига. В книге есть несколько философских положений — основ картины мира для Макса. Одно из ключевых понятий — качество как метафизическая категория. Это приверженность тому, что ты делаешь. С дзэнской точки зрения, тотальность присутствия и полнота сознания мастера в том, что он создает в данный момент. Если ты сам полностью соединен с тем, что сделал, — тотально отвечаешь за это перед самим собой. И это уже кантианскаяя история и то, что определяет Макса, с моей точки зрения. Как профессионала и человека.

«Радуга тяготения» Томаса Пинчона. Самый масштабный и энциклопедический роман Пинчона, а также введение большого Пинчона в русское сознание и русскоязычное пространство. Самая трудоемкая работа и самое сильное испытание Макса как профессионала. Перевод он делал пять лет вместе с Анастасией Грызуновой. Пять лет жизни, работы и профессиональной эволюции. Сложный материал, сопротивление среды и тяжелая битва с читателями. Попытка натянуть себя на глобус, которая, я считаю, удалась.

№ 450 / Елена БЕЛОВА, специально для «Новой газеты во Владивостоке» / 19 июля 2018
 
По теме
В 2024 году исполнилось 55 лет со времени  событий на острове Даманский.
События на острове Даманский 2, 15 марта 1969 года – это особая страница в истории Пограничного управления ФСБ России по Приморскому краю.
К 100-летию детского журнала «Мурзилка» в Центральной библиотеке г.
В Центральной библиотеке для учащихся 9-х классов «Лицея» прошёл исторический экскурс по актуальной теме «Снова вместе - Россия и Крым».
В Центральной библиотеке состоялся брейн-ринг знатоков истории нашего города «Я город свой знаю, ведь в нём я живу».
19 марта с 10:30 до 12:00 - в Кавалеровском ККЗ «Россия» - прощание с погибшим героем СВО Виталием Сачковым.
В Кавалерово полицейские проводят беседы с гражданами по профилактике мошенничества. - Кавалеровский муниципальный округ В Кавалерово полицейские проводят беседы с гражданами по профилактике мошенничества Сотрудники полиции Межмуниципального отдела МВД России «Кавалеровский» провели профилактические беседы с местными жителями на тему:
Кавалеровский муниципальный округ
Бразильский акробат, упавший с высоты в цирке в Находке, записал обращение к примоцам - ГТРК Владивосток Бразильский акробат по имени Луан, упавший с высоты во время представления в цирке в Находке, обратился к приморцам со словами благодарности за поддержку, - сообщает "Вести: Приморье":
ГТРК Владивосток
Расчистка русел рек во Владивостоке начнется в ближайшее время - Администрация г. Владивостока Глава Владивостока Константин Шестаков осмотрел состояние реки Богатой, где планируется начать работы Анастасия Котлярова (фото) Глава Владивостока Константин Шестаков осмотрел состояние реки Богатой,
Администрация г. Владивостока