​Код «Кресты»

Роман «Тойота-Креста»: большая страна Михаила Тарковского

Говоря о писателе Михаиле Тарковском, обычно вспоминают, что он, во-первых, племянник Тарковского-режиссера и внук Тарковского-поэта, во-вторых — сбежал из Москвы, едва окончив столичный вуз, и лет 30 живет в селе Бахта Туруханского района Красноярского края. Мне представляется, самому Михаилу эти обязательные отсылки порядком надоели. Но для понимания природы его творчества они действительно важны.

Тарковский осознанно сломал судьбу, которая была определена ему по рождению, и выстроил другую, показавшуюся ему более правильной. «Нет, никакого дешевого геройства. Если у тебя есть страсть, мечта, и ты ее осуществляешь, то просто идешь по пути наименьшего сопротивления», — объяснял он мне.

Он стал сибиряком. Стал замечательным писателем, в произведениях которого нет ничего вторичного по отношению к знаменитым родственникам. Хотя без какого-то глубинного влияния, конечно, не обошлось: «Это для меня огромная школа. У них обоих была мощная сила — подвижническая какая-то, непримиримая…»

Писатель Алексей Иванов как-то сказал, что для него оставаться в Перми — своего рода гражданская позиция. Для Тарковского, мне кажется, жизнь в енисейской тайге — тоже позиция не только личная, но и гражданская. «Живя в Москве, вообще ничего нельзя понять о стране», — убежден он. Мне как не менее убежденному жителю Владивостока хочется, чтобы это превратилось… если угодно, в моду. Москва Москвой, но не должно же абсолютно все происходить в столице.

Место и образ жизни сформировали Тарковского и как писателя, и как человека. У него не только голова — и руки на месте: может управлять хоть снегоходом, хоть моторкой, срубить зимовье, добыть соболя, поймать рыбу и много чего еще. Помню, попав в мое владивостокское жилье, Тарковский тут же вызвался отремонтировать неплотно закрывающуюся дверь, а позже в магазине инструментов объяснил продавцам, как правильно насаживать топор на топорище. И чуть не взялся убирать снег с крыши музея автомотостарины, которая протекала прямо на раритетные «форды» и «газы», на крышах которых по такому случаю стояли ведерки.

Став енисейским охотником, Тарковский дистанцировал себя от столичных литературных тусовок. Книги у него выходили сравнительно нечасто. Сборники «За пять лет до счастья» и «Замороженное время», изданные в Москве в начале нулевых, давно разошлись. В 2009-м в Новосибирске вышел трехтомник, в 2014-м там же — «Избранное». И вот только что, в столичном «Эксмо», — роман «Тойота-Креста», который и стал поводом для всех этих моих слов.

В свое время, начиная свое сначала заочное знакомство с Тарковским с его «Гостиницы «Океан», я испытывал два чувства: восхищение и ревность. Как сибиряк московского происхождения, к тому же не горожанин, сумел первый (да, по большому счету, и единственный) столь мощно раскрыть «нашу дальневосточную тему»? Философию правого руля, автобизнес и перегон как категорию не экономическую, а социокультурную, образ жизни, сложившийся на пустынных сибирско-дальневосточных просторах к концу ХХ века… «Жизнь в Сибири и на Дальнем Востоке по сравнению со столичной — другая. Более голодная, нищая, убогая… Все эти гостинки, промзоны, теплотрассы, идет какое-то выживание… — и вдруг видишь «тойоту-краун ройяль салон»! Ты-то понимаешь, о чем речь? Когда ты любишь это пространство как не знаю что, для тебя эти машины становятся символом», — говорит Тарковский. Никто из приморцев, сахалинцев, хабаровчан эту тему почему-то не поднял — по крайней мере, с такой силой и такой глубиной. Поэтому мое восхищение без труда одолело ревность. Да и та была, конечно, «белой».

Читая первые части «Кресты» (они уже публиковались, но в полном виде — в трех частях — книга вышла впервые), я не мог предположить, что спустя какое-то время ее автор приедет во Владивосток и станет моим другом. Что мы вместе сходим к той самой гостинице «Океан», в реальности оказавшейся «Приморьем» на Посьетской, посетим «Зеленку» и ряд других неслучайных мест. Что некоторые из событий третьей части «Кресты» будут разворачиваться у меня на глазах — в гостинице «Гранит», на стоянке в районе Змеинки (третья часть романа — «Распилыш» — во многом о Владивостоке). Что морозным утром мы попрощаемся на «Заре» и Тарковский на только что купленном дизельном «сурфе»-конструкторе в 185-м кузове отправится по обледенелой (еще не реконструированной) дороге в Сибирь, отзваниваясь по мере продвижения — из Хора, из Биробиджана, откуда-то из-под Читы. А потом мы и вдвоем с ним перегоним уже две машины из Владивостока в Красноярск.

…На улицах Владивостока Миша внимательно рассматривал, кажется, все машины без исключения. Задерживая взгляд на роскошных «маджестах», редких «мицуоках», лифтованных «крузаках»-«восьмидесятках», крепко сбитых «деликах».

— Посмотри: «Скай» в новом кузове. Без круглых стопарей — он, конечно, другой, но тоже красивый и какой-то… убедительный! — говорил он. — А вон, смотри, «марк»-черностой — такси, надо же!

Не раз мы встречали заглавную героиню книги Тарковского — белую «кресту» в 90-м кузове. И «марка-блита», на который пересядет его герой Женя Барковец.

Роман «Тойота-Креста» для Тарковского — особый. Во-первых, это на сегодняшний день самая большая его книга. Во-вторых, прежде он писал в основном о Енисее, об охотниках («Стройка бани», «Кондромо», «Отдай мое», «Бабушкин спирт», «Ложка супа», «Енисей, отпусти!»). «Креста» — проза уже, со всеми оговорками, «городская». А действие развернулось чуть не на всем русском континенте — от Курил до Москвы.

Это большая книга не только в смысле постраничного объема и даже не с точки зрения широты проблематики. В ней присутствует трудноуловимое, но очень важное ощущение огромной страны — от Балтики до Япономорья. Да не с самолета увиденной через слой облачной ваты, а прощупанной, истоптанной, пройденной на японской праворульной машине: «Трасса, гудящая серая жила, на карте пересекающая Сибирь жирной чертой, а в жизни — узкое в два кузова полотнышко, тонкой асфальтовой плиткой лежащее на гигантской бочине Земли». Редкие, разрозненные места невеликого скопления людей оказываются прочно связанными друг с другом какой-то внутренней связью наподобие электрической. И в то же время кажутся гигантским, континентального размера «распилышем». Эта распиленность — и в главном герое Жене Барковце: «Так и не сшил я ни куски своей жизни, ни лоскуты земли родной…» «Распилы» и «откаты» ущербной новорусской политэкономики здесь тоже очень даже при чем. У Тарковского снайперское чутье на меткие образы, и сама «креста» у него, конечно, четко рифмуется с русским крестом (и в смысле православия, и в смысле судьбы), даже если ее японские создатели об этом не знают. Да они и не обязаны знать. «Русские больше знают о японских машинах, чем мы!» — удивлялся, помню, после беседы с Тарковским владивостокский корреспондент «Киодо Цусин» Осаму Хирабаяси. И просил уточнить, что такое «виноград», «хорек» и «сайра». «У вас дома «тойота-креста»?» — спрашивал он писателя. «Нет, — отвечал Михаил, — у меня в Бахте «ГАЗ-66», но мы там на снегоходах в основном ездим. А «сурф» — это для Красноярска и окрестностей…»

«Тойота-Креста» — очень поэтичная проза, кое-где и прямо переходящая в стихи, как будто самолет набирает скорость, при которой уже не может бежать по земле — только лететь. «Надо освобождаться от языковой зависимости и писать как Чехов. Как Пушкин. Или как Шукшин. Писать так просто, как будто языка вообще нет, — размышлял как-то Тарковский. — А с другой стороны, такая сила в художественной прозе, что в коротком абзаце можно дать целый огромный мир…» Его книга инкрустирована сибирскими словечками, которые так и хочется повертеть на языке (а «Распилыш» вобрал в себя и многие чисто владивостокские выражения). В то же время это не легкое «диагональное» чтение. Сюда нужно погружаться по-настоящему.

Эта книга — лиричная и пронзительная, возвышающая и очищающая. Очень сибирская, очень дальневосточная, но и всеобщая, как положено любой хорошей книге. Главное, чтобы читатель был готов ее воспринять. «В этой книге машины — вроде какого-то кода, который душа принимает или не принимает… В этом и слабость, и сила «Кресты». Но это не имеет ничего общего с поиском подтекста, который вечно ищут охотники порассуждать. Тут ты или чувствуешь сердцем мир, стоящий за словом, или нет», — говорит писатель.

Может быть, главное, о чем «Креста», — о вере. О сокровенных вещах, о которых стесняешься говорить, а иногда и думать.

Снять бы по книге хорошее кино — это очень «визуальная» проза. Только кому за него взяться — непонятно: испортят ведь, не осилят.

Читая «Кресту», то и дело ловил себя на желании запомнить какие-то отдельные фразы, скопировать, сохранить их. Сейчас я это сделаю.

«Что-то дрогнуло в Жене, словно судорога перешла с его собственного на заенисейские хребты, прокатясь до самого города Владивостока, до окончания Транссибовских рельс, до Морвокзала, где ржавым бинтом белеет плавгоспиталь «Иртыш» и прозрачно-синяя тихоокеанская вода взлизывает оледенелый берег с ржавыми железяками».

«И вот оказалось: единственное спасительное — признать свою полную духовную немощь, пустоту и нищету. И даже не просто пустоту, а вывернутость наизнанку, выдутость, вымороженность и открытость всему сущему. И лишенность способности иметь что-то свое, личное и внутреннее, кроме этого спасительного покаянного опустения».

«Он и не подозревал, насколько тонка грань между отчаянием и благодатью».

Последнюю фразу можно понимать как ключ ко всему творчеству Тарковского. И не только творчеству.

№ 326 / Василий АВЧЕНКО / 18 февраля 2016
 
По теме
Библиотека «Зеленый мир» приглашает всех желающих 31 марта в 12:00 на спектакль «Снежная королева» в исполнении юных актеров из нашей детской театральной студии.
4c487a0e95ce991c774ff0ddb180e015acbec1f4.png - Primorye24.Ru Полицейским не удалось попасть в квартиру, где находились юные стрелки Неизвестные устроили стрельбу из окна многоквартирного дома на улице Сельской во Владивостоке, сообщает РИА VladNews со ссылкой на Telegram-канал HARDКОРЮШКА.
Primorye24.Ru
Это письмо в редакцию «Вестника Приграничья» прислала наша читательница, жительница Приграничья.
Газета Вестник Приграничья
Лучших юных чтецов определили во Владивостоке - Администрация г. Владивостока Городской конкурс прошел во Дворце детского творчества Фото Дианы Лащенко Произведения известных поэтов и прозаиков в исполнении юных жителей краевой столицы звучали со сцены городского Дворца детского творчества.
Администрация г. Владивостока