В одном из уважаемых местных изданий не так давно («Золотой Рог», январь-февраль с.г.) в пяти номерах подряд был опубликован внушительный корпус статей известного приморского поэта, почетного жителя Владивостока Бориса Лапузина, в которых шла речь — как подчеркивает публикатор — «о состоянии культуры в Приморском крае».
Очевидно, мы по-разному пониманием значение слово «культура», которое по определению шире заявленной автором тематики. Ни слова не было сказано о деятельности театров (а их только во Владивостоке, на минуточку, пять), художественных галереях и выставках, богатом музыкальном пространстве, гастрольно-продюсерской политике и многом другом, что составляет повседневную ткань культурной жизни региона. То ли не зная об этом многообразии, то ли забыв о нем, автор (и публикатор, судя по настойчивому напоминанию «о состоянии культуры») сосредоточился исключительно на литературно-издательской составляющей культурного процесса; что само по себе тоже, конечно, немаловажно.
Однако, конечно, не этот факт вызвал в социальных сетях бурное обсуждение серии публикаций. Ведь основная аудитория этих сетей — люди достаточно молодые. «Совок», даже поздний, они застали, как говорится, лишь краем глаза и о царивших в нем нравах знают лишь понаслышке. Поэтому молодой аудитории трудно понять, как цикл статей, педантично, но откровенно написанных в жанре доноса, может быть опубликован в серьезном издании.
Может. Еще как.
Не случайно ж говорят, что «совок» возвращается. А у поэта (именно к этому виду литераторов относит себя Лапузин) — чуткое сердце. Особенно если чуткость помножена на зависть и нетерпимость.
Попытка анализа и цитирование любого из пяти текстов — вещь бесконечно унизительная. И все-таки, преодолевая брезгливость, стоит попытаться это сделать.
Сначала об общем фоне: «…стойкое неприязненное отношение у приморских СМИ… с некоторых пор ко всем талантливым писателям, живущим в нашем крае». Тут, очевидно, надо определиться с термином «талантливый»: кого и по каким критериям к этой категории будем относить? Совершенно несложный обзор СМИ показывает, что выход всякой новой книги например, Лоры Белоиван (Тавричанка) или Василия Авченко (Владивосток) широко освещается и сопровождается многочисленными рецензиями не только в местных, но и в московских газетах, журналах и интернет-изданиях. И понятие «таланта», очевидно, определяется не кем-то в одиночку, а неким совокупным мнением.
Авченко упомянут мной не случайно (хотя и неловко мне о нем писать — все-таки сотрудник нашей газеты): он, похоже, для Лапузина главный враг. Именно так можно судить, исходя из количества вылитого яда. Цитата (о книге «Кристалл в прозрачной оправе»): « …удивился ее нехудожественности, поверхностности, нахватанности, перечисленности, способности автора сообщать репортажно, в подбор, обо всем, не утруждая себя ни мотивированным подбором материала, ни сквозной мыслью, той смысловой сверхзадачей, которую литературоведы и литературные критики в советское время называли идеей произведения». Еще здесь же: «Покоробило сравнение жертвенного, в высшей степени человеческого подвига во имя Родины с биологическим рыбьим стремлением к нересту: «Горбуша шла из океана в устье реки, как Александр Матросов на пулемет»… И обескуражила какая-то тинейджерская особенность автора соединить в антиэстетическом подобии такие несоединения, как «начинка мидии и женские половые органы».
Оставим за скобками русский язык Лапузина.
И не нами сказано: когда стареет плоть, крепчает добродетель. Речь о другом: о едва ли не животной (хотя и вполне объяснимой) ненависти к коллеге по литературному цеху. Наплевать на то, что книги Авченко отмечены лауреатством или попаданием в шорт-листы самых престижных в России литературных премий, что уже — само по себе — является весьма объективной оценкой. Есть мнение субъективное, поэта Лапузина — оно торжественно и выносится на газетные полосы.
Лапузина до зримой обиды раздражает, что Авченко (как, впрочем, и Белоиван, и многие другие) пренебрежительно относится к писательским организациям. Что тут сказать? Чехов и Сэлинджер, Толстой и Шекспир тоже не были членами писательских организаций. Союз писателей — советско-партийное изобретение, позволявшее жестко контролировать творческую деятельность методом допуска или недопуска к издательствам; в советское время писатели вынуждены были вступать. Не об этом ли тоскует Лапузин? Если говорить о приморской писательской организации, то здесь есть моменты еще более показательные. Перечисляя «неправедно» забытых авторов, в том числе и совсем махровых, типа Кучерявенко, Лапузин старательно избегает называть такие фамилии, как Александр Плетнев и Иван Басаргин: между тем это были действительно крупнейшие писатели, работавшие во Владивостоке в 70-80-х годах прошлого века. (Достаточно сказать, что Плетневу рекомендации в Союз писателей СССР давали Виктор Астафьев, Валентин Распутин и Евгений Носов.) Но и тот и другой, едва встав на ноги, уехали из Владивостока, и отнюдь не в Москву — от лапузиных, от затхлой, насквозь интриганской атмосферы местной организации Союза писателей. В опубликованном в свое время альманахом «Рубеж» интервью в ответ на вопрос «А кто писал доносы?» Александр Плетнев отвечает: «Да, Лапузин и писал».
Архивы Приморского крайкома КПСС хранят много интересного. Доносы ведь, как и рукописи, не горят.
А можно ведь еще и Геннадия Лысенко вспомнить…
«Рубеж», к слову, помянут тоже не случайно. Его издатель Александр Колесов и известный критик Александр Лобычев — по версии Лапузина — тоже проходят теперь по разряду негодяев. В первую очередь из-за подготовки ими и издания приморского тома антологии дальневосточной литературы. Стихов Лапузина в антологии нет, как нет произведений и многих других его сподвижников по писательской организации. Зато есть (среди прочих 35 авторов) тексты — внимание! — Арсения Несмелова (Митропольского). И вот здесь начинается классика доноса: колчаковский поручик, член русской фашистской организации в Харбине… Следом оценка всей антологии, цитирую: «Подмена, подтасовка, фальсификация».
Поиск врагов и злых козней (какой же без этого донос?) продолжается буквально в следующем абзаце, где Колесову и Лобычеву прямо ставится в вину издание книг Биргитты Ингемансон, Альфреда Хейдока, Ирины Бриннер, Элеоноры Лорд Прей.
Настоящий доносчик должен чутко держать нос по ветру. Тут, понимаешь, страна в кольце врагов, а они вместо посконной кондовости иностранщину издают. А может, это «пиндосы»? Или, не дай бог, евреи?..
Прей вообще, по убеждению Лапузина, дутая фигура. У нас, считает автор, полно своих неизданных мемуаров и писем, но внимание все почему-то — свят, свят, свят — американке.
Насчет оценки Прей — не согласен категорически. А вот что касается неизданных мемуаров и писем местных жителей — наблюдение верное. Ну так что мешает Лапузину заняться их подготовкой и изданием? Отсутствие партийных директив, по которым он так тоскует?
По части Прей заодно досталось и краевому музею имени Арсеньева (директор — Виктор Шалай) за то, что один из экспозиционных залов был отдан Элеоноре, а не приморским Героям Советского Союза. (Подмена понятий, передергивание — непременная часть доноса. И я честно предупреждал, что цитирование будет вызывать брезгливость.) Российский президент, похоже, — если верить Лапузину — крепко ошибся, отметив Шалая своей президентской премией.
Попал под раздачу и Сергей Соловьев, сумевший стряхнуть пыль с детской библиотеки имени Пушкина и создавший на ее месте библиотеку «Бук», которая немедленно стала одним из культовых молодежных центров Владивостока. Пушкин, по версии Лапузина, забыт, а на смену ему пришло страшное английское слово. А еще больший грех состоит в том, что теперь на базе этой библиотеки периодически проходят мероприятия в рамках проекта «Кот Бродского» (идейный вдохновитель и организатор Ольга Аристова). Лапузин не вдается в суть проекта, одна фамилия нобелевского лауреата для местного поэта как тряпка для быка: «…Бродский в своем сатирическом стихотворении глумится над Россией, над ее святынями, над русским народом…» (Чуток, ох чуток доносчик; вот только забыл еще упомянуть про скрепы и державность.) И чуть дальше еще раз о Бродском, в качестве апофеоза: «Учит нашу молодежь, как оказаться в США…»
Ну просто классика жанра, в кристально чистом виде.
…Я четверть века преподавал в университете на факультете журналистики и теперь думаю, что в учебных программах была допущена существенная ошибка. Рассказывая студентам о жанрах — очерк, интервью, репортаж и т.д. — мы ни слова не говорили им о жанре доноса.
Может быть, поэтому коллеги и не разобрались?
P. S. Наши коллеги, публикуя тексты Лапузина, неустанно приглашали к дискуссии (она, похоже, так и не состоялась; очевидно, в силу естественной брезгливости потенциальных участников). «Новая во Владивостоке» к дискуссии не приглашает: не о чем дискутировать.
№ 433 / Андрей ОСТРОВСКИЙ / 22 марта 2018