Трагедия в Крымске заставила власти на местах по всей стране по-новому взглянуть на существующие в регионах системы оповещения на случай возникновения чрезвычайных ситуаций. Во Владивостоке на минувшей неделе даже попытались провести своеобразные учения, когда посреди белого дня в городе в различных точках завыли сирены, на которые, впрочем, никто из горожан внимания не обратил. А многие (очень многие) их даже и не услышали .
Тем не менее руководство краевого УМЧС Приморья заявляет, что в Приморье есть возможность в случае возникновения чрезвычайных ситуаций вовремя оповестить людей. Это и громкоговорители, удобно расположенные в трех самых крупных приморских городах. И пожарные и полицейские машины, опять же оснащенные громкоговорителями, которые в случае опасности будут курсировать по приморским улицам, оповещая население.
Однако у тех, кто в новейшей истории края действительно оказывался в зоне ЧС, эти заверения по меньшей мере вызывают улыбку. Хотя до улыбок ли тут?..
Психическая атака…Обычно июнь в Приморье серый, сырой. Но 16 июня 2000 года погода, что называется, шептала. Солнце прямо с утра, жара страшная. Многие жители ЗАТО Фокино рванули на пляж. На улицах было полно гуляющих мам с маленькими детьми. Остряки шутят, что матрос в тельняшке, скачущий на зебре, — это психическая атака. Нет. Психическая атака — это в солнечный день на улицах безмятежного городка вдруг увидеть за рулем патрульных машин сотрудников ГАИ в противогазах, которые через громкую связь сообщают о том, что всем срочно необходимо вернуться в квартиры. В телевизионную сетку вещания включилось местное телевидение, где через короткие промежутки перепуганная дикторша жалобным голосом сообщала, что «произошла небольшая авария на дунайском арсенале». И что все не так страшно, просто нужно смочить простыни в растворе питьевой соды и повесить их на плотно закрытые окна и двери квартир. Спешно закрывались магазины, пустели улицы.
Люди не понимали, что происходит. У кого дома могла находиться в промышленных масштабах сода? Страх, который навсегда запомнили жители этой территории после теплового взрыва в Чажме на атомной подводной лодке в 1985 году, не позволял людям думать о чем-то другом, кроме радиации. Важная и принципиальная деталь: сразу же пропала междугородняя связь (видимо, чтобы «панику» не сеяли). Немедленно были перекрыты КПП; ладно, что въехать нельзя, но ведь и выехать невозможно! Что случилось и насколько это «случилось» было опасным, никто не знал. Вечером усталые от духоты в помещениях, неизвестности и страха за детей дунайцы и фокинцы вышли на улицы. Говорят, в тот день была выпита месячная норма спиртного. Люди снимали стресс и на всякий случай «выводили радиацию», потому что мало кто верил в официальную версию, озвученную военными.
Рядом с нами за столиком уличного кафе оказались высокие медицинские чины, прибывшие из Москвы с инспекцией в местный госпиталь. Непосредственная близость профессора-медика, доктора наук как-то успокаивала и давала слабую надежду, что мы не все умрем. И, видимо, не прямо сегодня. На следующий день началось то, что медики называют посттравматическим синдромом. Пошли слухи. Один страшнее другого. У многих сдавали нервы — от неизвестности, от страха за близких, от напряжения. И причины на то, как выяснилось позже, были, и отнюдь не беспочвенные.
16 июня с транспортного корабля «Даугава» выгружали отслужившее свой срок военное снаряжение. Среди прочего на борту находились и доставленные с Камчатки баллистические ракеты с подводных лодок из числа, скажем так, «некондиционных». Во время подъема грузовой стрелой одна из ракет упала в трюм и разломилась. О том, что происходило дальше, корреспондент «Новой во Владивостоке» знает со слов непосредственных участников ликвидации этой аварии.
Не дожидаясь никаких указаний сверху, тогдашний командир шимиузского арсенала капитан 1-го ранга Роман Сангишев в химкостюме и противогазе спустился в трюм, где по пояс в ярко-оранжевом ракетном окислителе попытался на месте разобраться с тем, что произошло. Ракета при падении надломилась, и на месте разломов образовались заусеницы, самая большая из которых шла в бак с горючим. Химкостюм по инструкции позволяет провести в окислителе 40 минут, Сангишев пробыл в трюме лишь 18. При взаимодействии с агрессивной средой прорезиненная ткань начинает выделять кислород, от этого нагревается и обжигает дыхание. Времени хватило лишь на то, чтобы осмотреть место надлома, потрогать его руками и подняться наверх. Было решено отделять разорвавшиеся куски, вытаскивать ракету по частям и вызывать специалистов.
В баллистической ракете каждый узел, каждая деталь, каждый корпус индивидуален. Знать все до детали, до мелочи очень мало кто может. Они штучной работы. В этой ракете между баками с топливом и окислителем какие-то тоненькие провода. По словам специалистов, именно они отделяли от катастрофы все южное Приморье. Если вдруг их порвать, произойдет взрыв. А тут еще несколько ракет.
…Когда военные планируют какую-то боевую операцию, то, оценивая ресурсы противника, они проводят и предполагаемый расчет своих возможных потерь. При такой оценке учитывается процент восстанавливаемых потерь, все остальное относится к безвозвратным. Вот такая бухгалтерия.
В тот июнь 2000 года почти 40 тысяч человек были на волосок от того, чтобы их позднее отнесли к безвозвратным потерям. Безусловно, есть план эвакуации гражданского населения, вот только ни в 1985-м, когда произошел взрыв в Чажме, ни в 2000 году при аварии на «Даугаве» никто население не эвакуировал. Просто перекрывались КПП, и все. А смертельная опасность сохранялась еще несколько дней.
…На следующие сутки прилетели специалисты, которые проектировали и строили ракету. Командир вновь спускался в трюм. И снова не было единого мнения, что делать. А тем временем Москва настаивала лишь на одном: топить «Даугаву» со всем ее содержимым. Такой исход дела грозил бы грандиозной экологической катастрофой. Сангишев принял решение заливать ракеты — вопреки инструкциям — морской забортной водой.Только на третьи сутки начали подъем ракеты, которую сначала нужно было разъединить. Аккуратно несколькими кранами ее и три оставшиеся подняли на пирс, где тщательно помыли. Отвезли в цеха арсенала, где еще неделю затирали-задували каждую трещинку. И только после этого все четыре «опасные в обращении ракеты» по железной дороге через всю страну отправили на утилизацию.
…Тогда эта история для всех закончилась хорошо. А если бы пошло не так? Ведь в тот момент, похоже, всем было наплевать, что «смертельно опасный» груз доставлен на полуразрушенный пирс. Что район южного Приморья густонаселен. Что море-то вообще у нас общее с нашими соседями. И сплошные завесы тайны.Поэтому, когда жители Фокино слышат сегодняшние заверения о том, что все будут а) оповещены, б) эвакуированы, ничего, кроме усмешки, у них эти клятвы не вызывают.
Говорят, бог троицу любит. Не дай бог.
Егорова Оксана